Richard Brautigan Quote

У нее был девятнадцатилетний пес, которого она глубоко любила, и пес отвечал на эту любовь тем, что очень медленно умирал от старости.Каждый день мой друг приходил на работу, и пес становился еще чуточку мертвее. Все пристойные сроки смерти для пса уже давно прошли, но пес умирал так долго, что сбился с дороги к смерти.Увы, отъезд ветеринара не решил основной проблемы пса: он был так стар, что смерть стала образом жизни, и от акта умирания он отбился.На следующий день пес забрел в угол комнаты и не смог оттуда выйти. Он простоял там много часов, пока не рухнул от изнеможения — по удачному стечению обстоятельств как раз в тот момент, когда в комнату вошла старуха: она искала ключи от своего роллс-ройса.Увидев, что пес растекся в углу по полу беспородной лужицей, она расплакалась. Его морда по-прежнему была прижата к стене, а глаза слезились совсем по-человечьи — прожив с людьми слишком долго, собаки перенимают самые худшие их черты.Почему нас смешало вот так, будто мы всего лишь жуткий салат, поданный на сиденьях проклятого автобуса?Мы с радиоприемником шли домой по слякотным улицам без тротуаров. Радио лежало в картонной упаковке, и мне доверили его нести. Я так гордился.То был один из счастливейших вечеров в моей жизни: я слушал любимые передачи по новехонькому радио, а зимний ливень и ураган сотрясали дом. Каждая передача звучала, словно ограненный алмаз. Удары копыт лошади Малыша Сиско сверкали, будто кольцо.Я сижу сейчас, лысеяжирнеястареягодыспустя, слушаю прямой эфир по второму новенькому радио в своей жизни, а призраки того ливня сотрясают дом.Никто на неё не смотрел, хотя она готова была развалиться, как свёкла в землетрясение. Им было всё равно.